Голодная пустошь  - Лорет Энн Уайт

— Кэм О’Халлоран — твое настоящее имя?

Он пристально посмотрел ей в глаза и какое-то время молчал, потом ответил:

— Отчасти.

Вот дерьмо. Тана встала, прошла мимо маленького вертолета, повернулась к Бабаху.

— Все еще играешь в свои игры, да? Думаешь, ты все еще под прикрытием, но ты уже стал маргиналом. Поэтому ты торгуешь алкоголем, наркотой и чем там еще.

Вот почему она ничего не нашла, когда искала информацию о нем.

— Как тебя зовут на самом деле?

Он сглотнул.

— Дэйв О’Халлоран. Сержант Дэйв О’Халлоран. Поищи в Интернете.

Она смерила его взглядом. Мысли бешено вращались.

— Ты не похож на Дэйва.

Уголок его рта изогнулся в горькой улыбке.

— Ну, зови Бабах. Меня звали Бабахом еще в детстве. Я был неуправляемым ребенком.

Тана вновь села напротив него, наклонилась поближе, руками оперлась о колени. Пристально посмотрела на него.

— А когда тебя подстрелили копы Ванкувера, ты отправился в больницу как кто?

— Стэн Бауэр, участник группировки Ангелы Дьявола.

— И что с тобой случилось, по мнению окружающих?

— Всем сообщили, что я стал овощем, что меня отправили в больницу, где я до конца своих дней буду разъезжать в инвалидном кресле и питаться через трубочку.

— Как ты получил татуировку трезубца? Мне сказали, для этого нужно убить человека.

— Все было продумано. Средней руки драгдилера, который спутался с Ангелами, часа в два дня замочили канадские копы из других соображений, а потом бросили труп в переулке, где я два часа спустя застрелил его снова.

Тана потерла подбородок, пытаясь все это осознать.

— К тому времени Ли завела роман с банкиром по имени Кев Симмс. Когда я узнал об этом, она поставила мне ультиматум: бросить работу под прикрытием и пройти курс лечения от наркозависимости, и тогда она уйдет от Кева, и мы попробуем начать все с чистого листа. Но я не смог. Мне было не до лечения — я считал, что с зависимостью справлюсь и сам, а серьезная сделка может сорваться. Я получил от ФБР и Интерпола несколько конфликтных алмазов[16] из Западной Африки, помеченных в лаборатории ФБР по новой технологии. Должен был встретиться с одним типом из Европы и заплатить ему этими алмазами за перевозку женщин и оружия. Он сказал, что знает, как нелегально провезти необработанные камни. Я четыре года работал под прикрытием, Тана, и если бы явился туда без камней, они почуяли бы неладное. Люди погибли бы, вся эта чертова операция бы рухнула. Так что я попросил Ли подождать. Она ответила: без вариантов, Трейси нужен отец, а Кеву предложили новую работу в Нью-Йорке, и она переезжает вместе с ним. Забрала Трейси и начала новую жизнь.

В его голосе звучала тоска. И боль. Тану резануло как ножом. Ей было так жаль его, потерявшего жену и дочь. Если она что и узнала за всю свою паршивую жизнь, так это то, что с хорошими людьми всегда случается какое-то дерьмо. Они становятся теми, кем не хотели стать.

Она отвела взгляд, опустила глаза — разговор становился слишком интимным.

— Значит… эти конфликтные алмазы должны были выявить путем лабораторного анализа, когда они пошли бы в производство?

— Да. Из Африки камни отправляли на Север, оттуда распространяли по разным местам, заносили в базу. Там их обрабатывали и наносили изображения милых полярных медведей или кленовых листьев.

— И выдавали сертификат о том, что это канадские алмазы?

— Совершенно верно. Стоили они на международном рынке примерно столько же, что и алмазы из конфликтных зон Африки и других стран. Чистые канадские алмазы гораздо выше ценятся в мире преступности и терроризма.

— И что случилось? Что пошло не так при этой сделке?

— Да полная задница, вот что случилось. Подсудное дело. Офицеру из Ванкувера донес один мутный тип, что будет незаконная сделка. Я прибыл один. Мне все было ясно с самого начала. Ванкуверские копы не знали о нашей работе под прикрытием, вот и замутили рейд.

— И твоя оперативная группа не наблюдала?

— Наблюдала, но вмешиваться не собиралась. Это была особо важная операция, и важнее всего было не взять их с поличным, а позволить сделке идти по плану, чтобы помеченные алмазы были направлены в производство и провезены за пределы организации. Мы знали, кто за этим стоит. Мы хотели пойти еще дальше, добраться до синдиката, управлявшего всем процессом. Но проблема в том, что полиция Ванкувера занялась этим вопросом, как раз когда мне передали алмазы. Наших оперативников предупредили, и они понадеялись разрулить ситуацию в последний момент. Завязалась перестрелка. Я попытался вырваться, камни были при мне. И ванкуверские копы, ожидавшие в конце аллеи, меня ранили. Одна пуля попала в плечо. Вторая в голову. Я попал в больницу, две недели пробыл в коме. Потом вернулся в Эдмонтон, где прошел целую кучу терапий. Мой больничный затянулся.

Он потер бровь. В маленьком сарае было тепло. Здесь они укрылись от всего мира.

— После этого жизнь Ангелов в Ванкувере закончилась — мы кое-как отбились от обвинений во всех смертных грехах, включая торговлю людьми. Двух дилеров из Европы убили в перестрелке. Но хуже всего то, что после стольких лет и усилий мы не продвинулись ни на шаг ближе к синдикату и к тому, кто за ним стоял. Он оборвал все связи с ванкуверскими группировками, сжег все мосты, затаился. Мы так никогда и не выяснили, кто поставлял конфликтные алмазы на северо-западные территории.

— А откуда этот мутный тип узнал, что будет незаконная сделка?

— Без понятия. Его потом нашли на Беррард-стрит под наркотой. Может, среди Ангелов завелась крыса, а может, кто-то туда внедрился. Мне сказал один парень из Ангелов: одним из самых ценных активов в преступном бизнесе — полицейские. Он сказал, конспирация работает в обе стороны. Я тогда подумал, он меня проверяет. Но, возможно, он имел в виду кого-то высокопоставленного из КККП. Было бы логично, если бы к Ангелам кто-то внедрился. Тогда стало бы понятно, почему алмазы спокойно поставлялись на северо-западные территории и полиция закрывала на это глаза.

Тана внимательно всмотрелась в лицо О’Халлорана — и поверила. Да, может быть, он был социопатом или гениальным лгуном — при такой работе приходится стать и тем и другим, иначе не выжить. Пути назад нет.

— И поэтому, потому что ты, как ты говоришь, просрал свою жизнь, ты решил, что у тебя есть право вмешиваться в мою?

Он глубоко выдохнул и отвел глаза. Тана поняла — он рассказал ей не все.